«Черный квадрат» и его братья: «Черный крест» и «Черный круг» (откровенно говоря, последний, не столь обласканный и растиражированный, куда сильнее «Квадрата» в своей дотошна затягивающей жути: предел некротической турбулентности, предсмертное схлопывание зрения в пучок электронов). Желтая кофта. Зеленая гвоздика. «Это не яблоко» и «Это не трубка» Рене Магритта (не верь глазам своим: это яблоко, это трубка). Нескладушки дадаистов, «дыр бул щыл убешщур» и «взорваль» Алексея Крученых, «Андалузский пес», «Шесть явлений Ленина на рояле». А вместе с ними просвещенные удовольствия актуальных таблоидов, которые застревают в памяти настырно, как мясное волоконце после завтрака в дупле больного зуба. Голый человек-собака Олег Кулик, прибитая к холодной брусчатке под кремлевскими башнями холодным гвоздем теплая человеческая мошонка, групповая акробатика во славу наследника Медвежонка в Биологическом музее с фотографиями и многостраничными дымящимися, как шатурские торфы, комментариями тех, кого разгневали, и тех, кому угодили.
Говорят, что лихорадочная мировая слава пришла к небольшому портрету госпожи Лизы дель Джоконды, супруги торговца шелком, после раскрытого похищения картины из Лувра в августе 1911 года. С тех пор потерянная было и обретенная «Лиза» распустила по всему миру метастазы своей улыбки, бритого лба, чуть припухших детских ладоней. Навязчивое кишение шедевра на открытках, тусклых репродукциях с разворотов журналов «Крестьянка» и «Работница» за 1977 год, сотни пародий, реплик, изображения на футболках, кружках, упаковках презервативов.
Та «Джоконда», которую традиционно приводят в пример халтурщикам и эпатирующим авангардистам 100 лет кряду, почти не имеет отношения к сильно потемневшему портрету женщины, написанному на деревянной доске 77х35 см.
Это уже безликий «шедевр», все тот же Черный Круг Малевича, в который с гулом проваливается истинный смысл вещей.
Впору уподобиться Магритту и написать поверх лунного лба неизвестной улыбающейся женщины «Это не Джоконда».
Сделать мертвецов, бурю, дождь, вечерний свет на склонах в августе, сделать тени мостов на воде, сделать предгрозовое марево. В других книгах о живописи, написанных за 300 лет до рождения Леонардо, звучит все то же: сделай горы, сделай животных и человека.
Возрождение (а это период с весьма зыбкими, условными границами) было одержимо именно действием. Художники приписаны к цеху маляров и красильщиков, скульпторы — к каменотесам, хирурги — к цеху цирюльников.
Действие и техника, разъятие любого предмета или явления на составные части. Создаются пространные руководства, трактаты, поучения на любой случай. Тогда не было высоких и низких тем, слово «ремесленник» было лестным для художника. Отец Микеланджело Буонарроти до конца жизни жаловался на избранное сыном ремесло скульптора. Его братья выросли приличными людьми: нотариусами, риторами, чиновниками городского совета. А мальчик, названный в честь Михаила Архангела, не удался. Стал всего лишь каменотесом. Пусть и при папском дворе.
Искусство любить, искусство умирать, искусство ведения боя на любом оружии, включая крестьянские серпы, черепа животных и берцовые кости человека или собственные кулаки и зубы, искусство чистки артишоков, искусство заготовки лекарственных трав, украшения садов и безымянная книжечка «Сто способов приятно и правильно мочиться».
Все это с виньетками, купидонами и гирляндами вокруг текста, зачастую в стихах.
Причем реплики были распределены, как в пьесе:
Голая ювелирная техника. Маститые богословы в свободное время сочиняли от имени вымышленных проституток «Советы девицам» и «Советы юношам». Ароматные шарики, втиснутые во влагалище, чтобы оно всегда сохраняло свежесть и приятный запах, — опытная грамотная женщина должна была удерживать шарик только силой внутренних мышц даже во время танца или игры в мяч; способ «венерина складка» — принять семя не в естественное отверстие, а в складку на животе. Дорогие куртизанки были дородны, но то не было рыхлое дородство мясо-молочных женщин Рубенса, его время еще не пришло. Женщина из «Советов девицам» под небольшим слоем жира таила крепкое выносливое тело, мышечную машину охоты, игры и любви.
В противоположность каторжному «искусству любви», искусство войны могло показаться фривольным: мощные боевые лошади зачастую украшаются бантиками, кисточками, розетками, на попонах изображают сердечки, играющих детей, карточные масти, веера и танцующих девушек. Если проводить аналогию:
Пушки крестят, как детей, им дают имена и ласковые прозвища, на них женятся, и этот обряд проводит полковой капеллан с серьезным пропитым лицом. Огненные кувшины, предки бомб и гранат, предназначенные для массового убоя, обладали удивительно изящной формой: высокий изогнутый «носик», искусные узоры на боках, иногда многоцветные эмали. Единственное назначение эстетической вещицы — взорваться в толпе пехоты, расшвыривая во все стороны начинку из гвоздей, металлических шариков и осколков. Вряд ли неграмотный наемник Джанни, Ганс или Йост, которому срезало осколком нижнюю челюсть, мог оценить красоту очаровательной безделушки.
Эти мастерские приспособления, конечно же, украшались гербами, нравоучительными надписями, сродни глубокомысленным подписям из девичьих демотиваторов, взятых из сборников «В мире мудрых мыслей», кокетливыми женскими головками из папье-маше и похабными крылатыми младенцами.
Мастер Непорочной Девы среди девственниц, Мастер женских полуфигур, Мастер ткацкого челнока, Мастер истории Гризельды, Альтенкиршский мастер василька, Мастер Оссерванца (Поклонения), Мастер триумфа Смерти — такие прозвища используют современные искусствоведы, чтобы обозначить анонимных живописцев, миниатюристов и скульпторов. Эти прозвища по иронии судьбы перекликаются с кличками старинных палачей, заплечных дел мастеров. Слово «мастер» появляется неизменно рядом с именем.
Оба имеют отношение к человеческому телу. Оба его «делают». Их боятся, о них ходят дурные слухи. Города соперничали, переманивали друг у друга особенно талантливых палачей, гордились ими, в то же время страшным уроном для чести было даже случайное прикосновение к палачу, не говоря уже о намеренном. В архивах города Фаэнцы сохранилось курьезное судебное дело: двое богатых юношей посватались к одной девице, родители слишком долго выбирали. В итоге один из женихов подкупил городского палача, чтобы тот при свидетелях поцеловал соперника в щеку. Что и было провернуто в полдень на городской площади. После поднявшегося скандала нечистый игрок был вынужден покинуть город. Оскорбленного юношу горожане жалели, но вскоре отвернулись от него. Невеста досталась кому-то третьему. Поцелуй, оплеуху или рукопожатие «мастера» нельзя было смыть до конца жизни. Это ставило крест на торговой и любовной карьере.
Насколько жалко выглядит современная брезгливая «нерукопожатность» по сравнению с пылким поцелуем палача и кровью на мокром песке.
Еще одно прозвище палача — Свободный Человек. В реальности палачи никогда не носили ни красных колпаков с прорезями, ни масок.
Хороший Мастер Правосудия всегда шоумен.
Это бесовство мастерства во всех областях предназначено для одного. Чтобы окончательно не сгинуть в Черном Круге Казимира Малевича, у которого нет названия, нужно исступленно цепляться за его края, карабкаться во что бы то ни стало, перебрасывая через край ямы хотя бы свое имя, как младенца швыряют из горящего дома в надежде, что кто-нибудь подхватит.
Сальвадор Дали в скандальной «Истории моей жизни», с его носорожьими рогами, разглядыванием фекалий, муравьедом на цепочке, влюбленностью в портупею Гитлера, нежно врезающуюся в плоть, недалеко ушел от живописца Джованантонио из Верчелли по прозвищу Содома, работавшего в Сиене.
Ходили упорные слухи, что:
Именно поэтому тело обнаженного святого, пробитое стрелами, источает солоноватое перламутровое сияние. К духовной картине не рекомендовалось подпускать девственниц и беременных во избежание обмороков и выкидышей.
Сохранился автопортрет Содомы: молодой человек с пухлыми пьяными губами, с черными длинными локонами под беретом оборачивается через плечо, будто его окликнули собутыльники на ярмарке. Многие по мастерству сравнивают его с Рафаэлем, но остались в коллективной памяти только его кривляющиеся голые мальчишки, обезьянки, модные плащи, которыми он гордился перед гостями наивно, как ребенок сует взрослым кошачью какашку, стекляшку или мертвого жука на лопатке: «Вот, вот, у меня есть, а у вас нет!»
Содома прожил 75 лет и умер в 1534 году.
Трудно представить себе мастера — стариком. На краю Черного Круга. Мастер никогда не «делает» на своих полотнах конкретного человека или зверя, даже если пишет с натуры.
Из протокола заседания трибунала инквизиции, суббота 18 июля 1573 года: на разбирательство по поводу недопустимых изображений на огромной картине «Тайная вечеря» был вызван мастер Паоло Веронезе.
Проститутки, палачи, юродивые и другие свободные люди, которых не бывало никогда и нигде, кроме как на страницах пространных трактатов об идеальных картинах, придуманных городах, летающих островах вечной молодости, воображаемых государствах на восток от солнца, на запад от луны, где не женятся и не выходят замуж.
Свобода мастера тяжелее кольца раба, тяжелее поворотного ступального круга, который крутят босые каторжники в бесконечном пути наверх.
Мастером может быть даже дрессировщик блох, садовник, метельщик или человек, который всего-то и умеет красиво откупорить бутылку с трудной пробкой.
Мастера тоже писали дневники. Там нет откровений, ежедневные записи утомляют.
Дневник 1554–1556 годов, Якопо Понтормо. Здесь он уже старик, пишет фрески.
Обычные дневниковые записи, под которыми даже не хочется поставить лайк. Ну разве что близкие друзья кивнут: да, я помню, мы ели толстую рыбу.
Черный Круг мастера Казимира Малевича работает круглосуточно, в его дыру валится и Джоконда, в лицо которой отчаявшаяся русская женщина, не получившая французского гражданства, бросила глиняную чашку в 2009 году, и булочки, и обезьянки, и огненные кувшины, и львы всего мира.
Недаром сам Малевич, у которого даже нет известной могилы, изобразил себя на автопортрете 1933 года в одежде мастера XV века, в жестком алом кафтане c черными плечами, с одутловатым землистым лицом.
И увидел Он, что это — хорошо.